«Как-то раз один мирянин пришел ко мне в каливу (т.е. уединенный домик) и спросил: «Слушай, что ты здесь делаешь? Чем ты занимаешься целыми днями и ночами?» А как раз в это время вокруг цвели метелочки мелкого кустарника и прилегающий к каливе косогор был полон полевых цветов. Все благоухало. «Да мне, — говорю, — спину и то некогда разогнуть! Целыми днями напролет я поливаю и ухаживаю за всеми этими цветами и растениями, которые ты видишь. А ночью — видел, сколько горит лампадок на небе? Попробуй успей все их зажечь!» Он стал как-то странно смотреть на меня, а я продолжал свои объяснения: «Да ты что, разве не видел, как ночью горят на небе лампадки? Ну вот, зажигаю-то их я! А попробуй успей! Что, думаешь, легко в стольких лампадах поправить поплавки, фитили, заправить их маслом?» Бедолага после этих слов растерялся не на шутку…» (Старец Паисий Святогорец. Слова. Том I. С болью и любовью о современном человеке, М, 2003 c. 60) Наконец-то в пост вспомнили житие постников. Четвертая и пятая недели Великого поста полностью посвящены прославлению великих постников: преподобного Иоанна Лествичника и преподобной Марии Египетской. Один жил в монастыре, другая в пустыне. Они избрали ради спасения своей души разные жизненные пути и разную степень строгости. Но всех их объединяло добровольное принятие подвига отречения от мира ради любви к Богу. Но если мы захотим поститься так, как они и с этой целью всмотримся в подробности их жития, то увидим, что их практика благочестия недостижима для большинства из нас во всей своей полноте и составляет удел немногих подвижников. Для чего же тогда Церковь предлагает нам заведомо невыполнимые примеры жизни? Что мы, простые люди, не имеющие ни особой ревности о Боге, ни особых дарований, можем воспринять из опыта подвижников, ходивших по воде, как по суше, прозревающих будущее и годами питавшихся тем, что мы и пищей бы не назвали? *** И более того. Зачем вообще нужны монахи? Уж сколько поколений безбожников и протестантов издевались над монастырями, безбрачием и самим принципом отказа от мира. Мир, корыстный и блудный, не может, скорее даже боится вместить в себя представление о бескорыстной чистоте, желании быть прежде всего с Богом, и через это со всеми людьми. Желанием не обладать кем-то одним, а подарить себя всему миру и своему Творцу. Даже в православной среде можно услышать пренебрежительные отзывы: «вот, дескать, монахи спрятались от мира, лёгкой жизни захотели. А попробовали бы, как мы, на передовой: и детей поднять, и семью прокормить, и Евангелие безбожникам проповедовать. Вот раньше были монахи. А сейчас так, одно название…». И действительно. Если критическим взором пройтись по всем российским обителям, трудно найти буквальные примеры подражания великим постникам и пустынникам древности. Вроде и книги нужные читаем, и посты в монастырях держим, а по воде не ходим, и дикие львы на наш кроткий глас не сбегаются, смиренно исполняя наши послушания. Значит ли это, что то главное, что составляло существо монашеского служения от лет древних, сейчас уже ушло в церковные предания, и монахов, равных великим подвижникам древности, сейчас уже нет? Значит ли это, что монастыри сейчас не нужны и от чего же спрятались монахи? *** Старец Паисий Святогорец в своих беседах однажды сравнил жизнь христианина с войной, а монахов с радистами. Они не бросаются в бой, не лезут на амбразуры, т. е. не делают всего того, что у большинства ассоциируется со сражением. Они сидят и тихонько «настукивают» координаты и прочие данные, позволяющие побеждать врага другим родам войск. Сейчас в Интернете нетрудно найти подробное описание возникновения монашества, его разновидностей и особенностей как в Византии или на Западе, так и в России (см. например http://ru.wikipedia.org/ статья «монашество», http://www.krugosvet.ru/articles/24/1002444/1002444a1.htm и пр.). Но даже простой взгляд на историю Церкви показывает, что именно монахи всегда хранили Церковь, её внутреннюю жизнь и культуру. Практически все видные деятели Церкви, сыгравшие особую роль в её жизни, были либо монашествующими, либо воспитанными в уважении к монашеству людьми. Именно монахи стали духовными отцами множеству русских людей, и благодарная память десятков тысяч духовных чад хранит имена многих таких живых угодников Божиих. Отказавшиеся от мира и продолжившие традиции праведного Иоанна Кронштадского и оптинских старцев лаврские отцы Кирилл, Наум и Косма, о. Иероним Санаксарский, о. Феофан Макаровский, о. Николай Залитский (официально не принявший пострига, но живший монашеской жизнью) известны всей православной России и за её рубежом как подлинные светильники благочестия. Живые и уже усопшие, они дают духовное тепло и радость нашим окоченевающим от холода этого равнодушного мира соотечественникам. И это не удивительно. Лишь отказавшись от больного мира можно беспристрастно взглянуть на него, поставить диагноз, предложить способы исцеления. Предложить преображение и любовь. *** «Воистину ты, отче, самого себя сделал Домом Божьим божественными твоими добродетелями: явно украсив себя, как бы сияющим золотом, верой, надеждой, и истинной любовью. Ты Божественные законы изложил; через воздержание обучился рассудительности, мужеству, целомудрию, уподобляясь бесплотным силам. Стяжал смирение, которым и возвысился. Потому и просветился непрестанными молитвами и достиг обителей небесных, наставник и отец наш Иоанн» (Икос 4-й недели). В этих кратких словах — вся программа монашества. И здесь же всё то, что мы можем взять на вооружение даже в миру, вдали от пещер, пустынь и палестинских монастырей. Мы можем стать наследниками и подражателями преподобных, прославляемых Церковью, если будет стремиться не столько копировать их многочисленные подвиги, зарываясь в пещеры, сколько преображать свою душу любовью. Духовно опытные люди говорят, что монашество — это путь для людей, богатых любовью, для тех, кто умеет любить. Не от недостатка любви человек идет в монастырь, думая, что там получит то, чего ему в жизни недостает. Он несет всю полноту своего сердца, всю красоту своей души для того, чтобы просиять в монастыре таким светом, каким в миру будет сиять труднее из-за условий жизни. Он стремится освободиться от всего, что мешает ему полностью вручить себя Богу и служить Ему всей силой и красотой своей души… Но что же делать людям семейным? Не отчаиваться. Есть везде пути ко спасению. Ведь и семья — это непрестанная школа любви и долготерпения. И в миру можно стяжать подлинные добродетели, не по форме, но по духу своему соответствующие подвигам отцов. Вот младенец опять плачет. Каково при этом матери, которая после родов-то еще не оправилась, не отоспалась, не отдохнула? А ребенок кричит и знать не хочет, что мама уже совершенно без сил. Просто у него животик болит или еще что-то — и он кричит и кричит, не различая ни дня, ни ночи… Сколько терпения надо, какой должен быть подвиг смирения и любви, чтобы вынести плач этого маленького дитя, которое плачет вовсе не потому, что издевается над матерью, а просто потому что ему плохо! Каково при этом не раздражаться этим плачем? Удивительно, насколько раньше был глубоким запас прочности у людей — мало что могло вывести мать из равновесия. А сейчас сплошь и рядом приходится видеть и слышать, как женщины срываются на раздражение, на крик, на гнев. Многие даже отказываются от своих детей. Они не умеют любить и не хотят любить — ведь любить и своих-то детей это подвиг. Потому-то и надевают молодым во время таинства венчания царские венцы, прекрасные венцы славы. И эти же венцы — венцы мученические. Потому что Церковь знает, что брак это вовсе не сплошное удовольствие и радость, а подчас тяжкий путь, который требует очень больших усилий, преодоления препятствий, и своих собственных недостатков. Это путь любви. *** «Божественных заповедей не зная, досточтимая, ты запятнала прекрасный образ Божий, но снова очистила его Божественным промыслом, всеми (верными) восхваляемая, обожение стяжав деяниями божественными твоими, преподобная». (канон недели 5-й Великого Поста, песнь 1-я). В строгом смысле слова преподобная Мария Египетская — не монахиня. Её не постригали в монашество, она не принадлежала ни к какому монастырю, не получила никакого духовного образования. И, тем не менее, её мы прославляем как одну из наиболее великих и мудрых монахинь-подвижниц, стяжавших дар чудотворения. Житие святой Марии (VI в), написанное святым Софронием, патриархом Иерусалимским, всем известно. (Желающие могут прочитать его тут: http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Byzanz/VII/Vita_Maria_Aegypten/text.htm) В праздник Воздвижения Креста в Иерусалиме «жрица любви» становится подлинной служительницей Божественной любви. Много лет до самой смерти проводит она в пустыне. Жизнь её превосходит служение ангельское. Дары прозорливости и чудотворения изумляют. Решительность, с какой Мария оставляет прежний образ жизни приводит к раскаянию и сокрушению в собственных грехах. Но вот что интересно, и на что не сразу обращаешь внимание. Прошло несколько минут после покаяния Марии в Иерусалимском храме, и вот уже прохожий не узнаёт в ней, сидящей у храма, распутную женщину, а подаёт ей три монеты, обращаясь к ней как к монахине «амма!», т. е. матушка. А ведь на ней была надета яркая, вызывающая одежда, соответствующая её образу жизни. Наверняка и накрашена она была, потому что с утра явно не в храм собиралась. Настолько же глубоко было её покаяние, что даже все внешние атрибуты её жизни не смогли скрыть ту великую меру духовного преображения, ту ненависть к прежнему греху и любовь к Богу… *** Итак, главное в монашеском подвиге — это любовь к Богу и ближним. Это то, что зажигает сердца приходящих к монахам людей, делает людей тихими лампадами, сияющими во мраке нашего мира, делая его похожим на ночное небо. Это то, что просвещает мир. Именно стяжание этого дара любви и есть признак правильного подвига. Именно этому нас особенно призывает научиться Церковь в четвертую и пятую недели Великого поста. Ведь даже если мы положили в свою голову знания о Церкви и отказались от скоромной пищи, мы еще не христиане. Если мы не научились любить Бога и ближних — все наши маленькие «подвиги» бесполезны, потому что ведут в тупик эгоизма. С нас на Страшном Суде спросят не количество подвигов, а чистоту направления жизни — к Богу мы шли всю свою спотыкающуюся жизнь, или сатане подарили внешне праведное свое житие? Конечно, наше поколение больное и слабое. Мы не можем ходить по воде, исцелять больных и постоянно питаться подножной травой и зернами. Мало в нас веры, решимости, дерзновения. Мы как дети, подражающие родителям, не можем нести всей тяготы христианского подвига святых подвижников, их монашеского жития. Но мы можем идти вместе с ними ко Христу, развивая в себе начатки любви и благочестия, неся свою немощную меру поста и молитвы, подражая им в любви. Мы можем стремиться уподобится им в малом, чтобы вместе с ними придти к Большему. Придти к Богу.