Вчера. Мило воркует нежелательный в дни Великого Поста телевизор. С экрана видные деятели культуры — известный священник непонятной церкви, известный кинорежиссер, известный телеведущий, известный искусствовред и еще кто-то известный рассуждают о непреходящем значении для мира 8 000 летней цивилизации чукчей. Культура — это дерево, вот тут ветки, вот тут корни. Тянемся к небу, некоторые скажут, к Богу. Вроде всё красиво и правильно (только как-то неуютно уравнивать великую культуру африканских племен, чукчей и культуру Западной, хотя бы, Европы; мягко сказать, назидательность разная). Много говорится умных слов.

И тут мой случившийся собеседник спрашивает: «Так что же такое культура?»

Действительно, культура — это только когда «красиво»? Или еще что-то нужно? Равнозначны ли все виды мировой культуры, пусть и очень древней, для современного, скажем, русского, человека? Да и в рамках культурного наследия одной нации все ли равнозначно? Картина Айвазовского, изображение на стене матерного слова, греющего сердце подростка, и мазня организаторов выставки «Осторожно, религия»; очередная песенка женоподобного поп-певца, лжемужественный хрип «Лесоповала», воспевающего сладость жизни «по понятиям» и музыка Чайковского и Мусоргского или очередная ария Генделя, зачем-то извлеченная из-под пыльных нотных завалов в хранилищах и виртуозно спетая современной итальянской певицей Чечилией Бартоли. ВСЁ это культура, ли нет? И по каким критериям отделять вечное, но мало востребованное, от временного, но всякий раз приобретающее приятные массам формы? Да и может ли культура жить в мире с религиозным сознанием, если она давно приняла нерелигиозные формы?

Я согласен с тезисом о. Андрея Кураева: «Культура — это костыль, который помогает человеку идти к Богу».

Воздействие культуры на человека сильно. Достаточно вспомнить о волне самоубийств после выхода на сцены Франции оперы Жюля Масснэ «Вертер». В 60-е сладкоголосые «Битлы» открыто соперничали в популярности со Христом. Не подозревали, наивные, что популярность Богу не нужна. «Черный квадрат» Малевича — икона (т. е. изображение) «обезбоженного» человека.

О сущности культуры много сказано умными людьми, в т. ч. и о. Андреем.

Так хорошо это, или плохо — культура?

Можно различить культуру, классику, и культурные наработки общества — то, что пропадает в веках. Возьмем, например, близкую мне сферу — музыку, пение. Сколько опер и ораторий было хотя бы с начала XVII века написано? Сотни! Сколько исполняются в наше время? Десятки. Почему? Устарели? Но ведь пользуется спросом и музыка XVII и XX веков. И Бах и Пуччини. Значит, есть еще что-то, что даже искусствовреды не могут объяснить. Подлинная классика, подлинное искусство непременно заставляют человека задуматься о смысле своей жизни, а наиболее духовно организованных людей — и о спасении своей души. Иными словами — классика может быть преддверием храма. После неё можно молиться. Конечно, молитва на сцене невозможна в том смысле, что «сыграть» молитву нельзя — это будет фальшь. Но после спектакля мелодии, оставшиеся в душе, могут повлечь за собой молитву. Не буду голословен. И «Борис Годунов», и «Пиковая дама» и «Травиата» и «Мадама Баттерфляй» — это драматические повествования о большой человеческой беде, вызванной человеческими страстями. И только Божия сила может внести успокоение в такой хаос страстей. Момент божественного, как и демонического (в «Пиковой даме», например) не так заметен. Но это и важно — не навязать слушателю христианскую концепцию мира, а подтолкнуть его к ней.
И хотя на протяжении веков Церковь враждовала с оперным театром, однако нельзя не увидеть, что оперы воспевают и защищают практически христианскую систему ценностей, как правило, осуждая убийство, прелюбодеяние, безнравственность и ложь. Только делает опера это «от противного», предлагая образцы жизненных ситуаций, в которых главные герои, как бы красиво они не пели, для зрителя, даже не имеющего полноценного христианского воспитания, однозначно становятся неприятными или даже негативными персонажами. Примеров множество: Пинкертон в «Баттерфляй» Пуччини, Жермон младший (да и старший) в Травиате Верди, Лжедмитрий в Годунове, Герман в Пиковой Даме, Амнерис в Аиде и пр.
Жития святых дают положительный образ соблюдения нравственного закона, оперы (не либретто только, но именно связь текста с музыкой и исполнением) — как правило, отрицательный. Но оба образа созданы в рамках одной системы ценностей. В рамках культуры одного общества достигается, конечно, очень условно говоря, равновесие.
А то, что после слушания оперы далеко не все воцерковляются — так ведь и не каждый атеист, прочитавший Евангелие, спешит креститься. Это же не значит, что Евангелие не спасительно…
Удивительно, что многие церковные деятели отвергают оперное искусство под предлогом его безнравственности, но поощряют всякие эротические воркования под гитару, лишь бы там текст был про спасение души и покаяние. Только этим странным нечувствием к зараженной сути можно объяснить увлечение сладкими песенками про уничтожение врагов Святой Руси, которыми потчует нас Жанна Бичевская и иже с нею. Да вслушайтесь же в интонации! Они насквозь прелестны, самовлюбленны, эротичны, пошлы! Ведь в беседе мы замечаем неискренность собеседника, когда тот вдруг начинает говорить по-другому, с другой интонацией. А здесь «ловимся» на текст, а интонации не замечаем, впускаем в себя скверну. А потом душа болит, а отчего — не знаем.
Для многих иностранцев знакомство с Россией начинается с «Бориса Годунова». Конечно, они «знали» Россию и раньше — как вечно заснеженную страну, в которой постоянно, по не асфальтированным дорогам вдоль привычных берёзок, с матерными песнями под гармошку и балалайку катаются вечно пьяные мужики в шапках-ушанках и тельняшках, в обнимку с медведями, держащими самовар с баранками, сидя в запряженных лошадьми тройках, груженных ведрами с матрёшками, икрой и водкой. И вдруг музыка и действие этой исконно русской оперы открывает человеку мир Святой Руси, с сугубо евангельскими идеалами и трагедией отступления от этих идеалов. «Тяжка десница Грозного Судии, ужасен приговор душе преступной…». Скажите, что будет для невежественных американцев проповедью Православия — эта опера или песенки про порывание в клочья врагов России, «Господа хваля»? В храм они может, так и не попадут, ежедневно проходя мимо него на пути к стяжанию зеленого доллара. Да и наши соотечественники много ли в этом отличаются от жителей Америки? Вопиющее невежество и незнание основ Православия, в том числе даже и в церковной среде, и фантастический апломб в рассуждениях, что Православно, а что нет.
«Поститься, молиться и слушать «Радио Радонеж»» — вот советы некоторых современных «старцев». Классика — упаси Боже! «Тивилизор», «кампутир» — нииизя! В Псково-Печерской обители некая благочестивого вида мадам, ссылаясь на благословение анонимных старцев, запрещала пользоваться сотовыми телефонами и компьютерами, размахивая… правильно, набранной на компьютере брошюркой, с указанием ИНН прихода и типографии.
Да, в мире оперы много грязи, гордыни, подлых страстей и нездорового соперничества. Но разве этого нет в ЛЮБОМ ДРУГОМ ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ СООБЩЕСТВЕ? И в церковной среде это есть — вспомним 15-летней давности отлучение лжепатриарха Украины Филарета Денисенко! Есть и пьющие батюшки и высокой нравственной жизни певцы. Смиренные атеисты и гордые священнослужители. Это же не показатель святости или греховности Церкви или театра. ОТ НАС зависит — будет ли это нам ко освящению или к скверне.
Не случайно культ и культура — слова однокоренные. Культура не должна становиться культом и подменять религию для интеллигенции. Она должна предшествовать культу и служить ему.
Не случайно при православном богослужении используются все виды культурных наработок общества в преображенном их виде. Это и пение, и икона, и музыка (колокольный звон), и культура речи (проповедь, чтение), и культура театра (особая символика облачений и священных действий), и культура запаха (ладан, благовонное масло) и культура бережного, благоговейного отношения даже к падшей природе (освящение воды, елея, вина и пшеницы) и мн. др.
Получается, что объективного определения культуре нет. Все зависит от субъективного восприятия человека. Конечно, есть видео- аудио-мусор, не несущий никакого позитива душе. Есть классика, которая может нам помочь обрести духовный мир, но ведь может и не помочь.
Тут мой собеседник говорит: «Если культура — это то, что помогает идти к Богу, то культурный человек — это тот, кто идёт к Богу. Пожалуй, атеистов нельзя назвать культурными людьми». Хотя, после хаоса французской и русской революций это и так понятно…
И опять же — есть примеры высокой нравственности среди атеистического общества (вспомним хотя бы фантастически добрые советские фильмы 70-х гг. «Москва слезам не верит», «Служебный роман», «Ирония судьбы» и мн. др.), хотя ясно, что это отголоски Святой Руси на советской почве…
Итак, ответ парадоксальный. «Призрачно всё в этом море бушующем…» Стабилен лишь Христос. Не могу сказать — хорошо это или плохо — культура. Но если мелодия сотового телефона, рок и реп помогает человеку идти ко Христу (в чём я, впрочем, сильно сомневаюсь) — то и это культура. Если нет — то и Бах звучит не на спасение души, а лишь к погибели её. Ответ на этот вопрос каждый из нас даст самостоятельно.

Игумен Силуан (Туманов) 29 марта 2006 года