Новая книга санкт-петербургского священника и публициста игумена Силуана (Туманова) написана в популярном жанре православного детектива.

В небольшом женском монастыре в российской глубинке при загадочных обстоятельствах погибает молодая монахиня. Что это? Роковое стечение обстоятельств, суицид, сердечный приступ за рулем или заранее подготовленное убийство Во всем этом и многом другом предстоит разобраться Вере Шульгиной, дальнейшая судьба которой сложится весьма неожиданно для нее самой.

***

«Я уже неоднократно говорил, что серьезным писателем себя не считаю. Я, в первую очередь, священник. Но пишу иногда, и иногда это бывает востребовано.
Вот и сейчас для себя и друзей написал детектив со всеми особенностями жанра. Но главное там — не столько преступник и раскрытие его злодеяний, (хотя, надеюсь, скучно не будет) а попытка найти ответы на вопросы, которые беспокоят многих наших современников: что такое вера, монастырь, зачем нужна церковь, каково наше место в ней.
Я полюбил своих персонажей, надеюсь, они понравятся и еще кому-нибудь».
Игумен Силуан
***
«…В конце мая 1914 года из области снова приехал преосвященный Анемподист с губернатором Спенкевичем и множеством местной знати.
Начинания Курихина владыка одобрил, собор освятил, продолжать строительство благословил и по окончании торжественного молебствия с многолетиями соблаговолил вкусить местной рыбы, искусно приготовленной личным поваром Юлиана Львовича.
Обед накрыли прямо перед собором в устроенной по этому случаю беседке, затейливо украшенной цветами и лентами.
Стоял погожий денёк, ярко светило солнце, воздух будоражили ароматы фруктовых садов и цветников, пряных трав, а ветерок разгонял жару. Дышалось полной грудью.
Певчие монахи из тех, кого не заперли в братском корпусе со строгим наказом не мешать благородному собранию, издалека с тоской поглядывали на уставленный роскошными яствами стол и теребили в руках ноты.
Наконец, собрались гости. Пропели молитву, епископ величественно благословил еду и собравшихся, все расселись по чину и неспешно началась трапеза. Между тостами и здравицами хор стройно пел умилительные канты о славных Петровских победах и о любви к родной матери, о таинственном хождении Богородицы во град Вифлеем и о томлениях прегрешной души. Когда пение утомляло, слух благородного собрания услаждал выписанный из города струнный квартет. Дети многочисленных вельможных гостей бегали вокруг стола, играя и охотясь на бабочек. Суетились официанты, беззаботно жужжали шмели, стрекотали кузнечики. Счастию, казалось, не будет конца.
Внезапно, ближе к десерту — вымоченным в мадере засахаренным фруктам, воздушным профитролям, начинённым нежнейшим сливочным кремом, конфектам и кофию от Эврипида Яни и шоколаду от поставщиков двора Его Императорского Величества Алексея Абрикосова с сыновьями — в монастырских воротах показалась группа строителей.
— Деньги, шельмы, требуют, «доведены-с до отчаяния», руки на себя грозятся наложить, — почтительно доложил управляющий барину.
— В шею гони! Не видишь, празднику мешают. Потом приму.
Но как ни пытался управляющий прогнать просителей, те не уходили. Пришлось подключать жандармов из свиты губернатора.
Через полчаса к столу подбежала бледная как смерть кухарка с криками: «Повесился, повесился!»
Выяснилось, что Антон Хворобов, бригадир строителей, не получавший несколько месяцев платы за работу, попытался наложить на себя руки прямо в новенькой часовне и лишь по счастливой случайности был спасен своими же товарищами.
Повисла пауза, и в полной тишине раздался негромкий голос монастырского духовника — старца Панкратия:
— Не может крепко стоять то, что на страданиях невинного человека поставлено. Как бы не проклят был наш монастырь навек…
Случился конфуз. Меры, конечно, своевременно приняли. Хворобова откачали и должным образом наказали.Кухарку за досаждение гостям тихо отругали и призвали к порядку. Старца деликатно, но твёрдо вывели из-за стола в келью. Оркестр заиграл что-то бодрое. Но было поздно. Преосвященный недовольно комкал салфетку. Губернатор резко высказался о распоясавшихся вольнодумцах, оскверняющих святыни русского народа. Побледневший настоятель вжался в кресла, не зная, что сказать или предпринять. Кому-то из дам стало дурно, кого-то из гостей стошнило, заплакали дети. Так прекрасно начинавшийся праздник был смазан, и лишь энергическими усилиями Юлиана Львовича удалось хоть как-то отвлечь гостей от сего досадного недоразумения и перевезти в экипажах к прудам с фейерверками и шампанскими винами для продолжения торжества…»
Из второй главы