Задостойник Рождества Христова в стихотворном переложении для смешанного хора на русском языке: перевод Архиепископа Тульчинского и Брацлавского Ионафана (Елецких),


мой русский перевод,


мой славянизированный перевод .

По поводу этих песнопений.
В оригинале (пусть и в слепой славянской тени) есть ряд вещей, которых, по моему личному мнению, не прояснить переводами, а лишь ПЕРЕСКАЗАМИ. И если только переводить, то понятнее для людей не читающих, а СЛУШАЮЩИХ пение, не будет.

Итак, возникают такие вопросы.1. В первой строчке задостойника говорится о том, что молчание избавляет нас от страха (яко безбедное страхом). КАКОГО? Значит ли это, что немые — это самые бесстрашные люди? или когда человек молчит — он ничего не боится? Обычно молчат из страха… Можно предположить, что речь о древнем «конфликте» между иноками, не желающими петь ничего, кроме псалмов, и «соборянами», сочинающими новые гимны, но молящемуся в храме это вовсе не понятно.2. Затем говорится, что любовь к Деве не позволит нам ткать песни «спротяженносложенныя». Но чем плохи эти песни, если любовь не позволяет их петь и «ткать»? 3. Потом мы тут же говорим, что любовь не дает нам молчать и просим у Бцы «силу» (= вдохновение) петь. Но что петь? ВЕДЬ МЫ УЖЕ ПОЁМ ЗАДОСТОЙНИК! Как-то нечестно. Перед Евангелием предварительно молимся «о еже услышати», а тут уже в тексте, как бы спохватившись, в последней строчке просим Бцу помочь «допеть» задостойник… А если не задостойник, то что? «И всех и вся»? «Отче наш»? «Причастен»? Ведь собственно главная часть Анафоры уже завершается.Мои ответы (не факт, что правильные):

1.Молчание избавляет нас от страха произнести слова, несовместимые с любовью к Деве, т. е. пустые, не способные достойно прославить Её.2. В «спротяженносложенности» нет ничего плохого, если она удовлетворяет пункту первому. Иными словами любовь к Деве (лейтмотив Задостойника) предохраняет нас от льстивых песен, независмо от их профессиональности. Иначе всё наше богослужение, построенное по особым, довольно искусным и «спротяженносложенным» правилам надо отменять. А это абсурд.3. Речь идет об освящении наших уст, УЖЕ воспевающих гимн, и о даровании благодати Божией жить в соответствии с намим пением. Иными словами — постоянно и достойно воспевать Богородицу и более того, всей своей богоугодной жизнью прославлять Царицу Небесную, а не только нынешними словами. В каком-то смысле о достойном причащении.Плюс ко всему и побуждающий повод особо петь именно СЕГОДНЯ — праздник Рождества Христова.

Отсюда и мой корявый, но по-своему продуманный вариант текста.

Нам ныне возлюбить удобнее молчанье,
Что помогает нам без страха бед прожить.
Немолчных песней, Дева, гимнов величальных
Любовь к Тебе не даст из бренных слов сложить.Но та любовь нам не позволит в праздник
Рожденья Сына Твоего молчать,
И ныне молим, даруй, Мати, силу, разум
Тебя и словом, и всей жизнью величать.

или славянизированное, без рифмы:

Любезно, Дево, нам блаженное молчание, /
от слов пустых нас (в праздник) избавляющее./
Любовию к Тебе же пети побуждаемии, /
сплетенье песен льстивых отвергаем. //
Но Ты, о Мати, даруй разум присно воспевати Тя.

Итак, что выбрать? «миссионерский» перевод, небуквально передающий оригинал, или «филологический», адекватно доносящий древний текст, рожденный в, увы, совсем иных культурных традициях? Иными словами, что такое Церковь? это музей древних форм, или универсальное собрание последователей апостолов, не стесненных одним историческим периодом?

Я выбираю апостолов, при всем уважении к древним формам. Не отменять древние гимны, а предлагать параллельно новые. И пусть сам народ Христов выберет, пусть и не сегодня, что ему петь. Или отвергнет.